"Награда за откровенность" А. Овчинникова - Некрасов Н.А.

Учено-литературный журнал "Отечественные записки", в последней книжке которого находится ровно двадцать выходок против "Современника", этот учено-литературный журнал говорит неизвестно с какой целию, что "Современник", находя "нужным печатать на целых страницах разборы какого-нибудь перевода "Фауста" г. Овчинникова или "Жезла правоты" г. Анаевского, не счел даже полезным уделить несколько страничек на рецензию "Повестей и рассказов" г. Писемского" ("Отечественные записки", 1853, No XI, "Библиографическая хроника", стр. 54). Читатели! это не так, ибо первый из русских журналов, обративший на г. Писемского внимание публики, был "Современник", напечатавший подробный отзыв о "Тюфяке" месяц спустя после появления этой повести в "Москвитянине". Затем в обозрении русской литературы за 1850 год повестям и рассказам г. Писемского посвящено более 20 печатных страниц (см. "Современник", 1851, No II); наконец, о каждой новой повести г. Писемского говорилось в фельетонах "Современника". К чему же относится замечание учено-литературного журнала? Разве к отдельному изданию тех же самых повестей, о которых "Современник" давным-давно говорил и о которых только в нынешнем году по выходе этого издания собрались говорить обстоятельно "Отечественные записки"? Но "Современник" имел доныне и надеется сохранить впредь обычай говорить о литературных произведениях тогда, когда эти произведения интересуют публику и когда мнение о них, печатно высказанное, может в свою очередь кого-нибудь интересовать, а не тогда как эти произведения потеряют интерес новости. Итак, желание "Отечественных записок" доказать, что "Современник" отдает предпочтение г. Овчинникову пред г. Писемским, не увенчалось успехом. Но мы должны сознаться (и к этому вело начало нашей статейки), что, отдавая справедливость даровитым нашим писателям, мы в то же время не считаем, с своей стороны, справедливым умалчивать о таких явлениях, как г. Овчинников. Мы уделяли и будем уделять "по целым страницам" г. Овчинникову, и читатели, конечно, не будут на нас в претензии. Один из любимых русских современных писателей серьезно утверждал, что давно уже никакая книга не доставляла ему такого удовольствия, как "Фауст" в переводе г. Овчинникова, и мы сами бывали свидетелями его живого, добродушного, счастливого смеха, который иногда оканчивался тем, что этот высокорослый человек падал с дивана на ковер или, как говорится, хохотал до упаду. Так смеются только дети. И этот прекрасный детский смех умел извлечь из души возмужалого человека г. Овчинников! Неужели после этого проходить молчанием его сочинения? Это может делать только такой серьезный учено-литературный журнал, как "Отечественные записки". Мы же, с своей стороны, откровенно сознаемся, встретили повое произведение г. Овчинникова с живейшей радостью. И оно не обмануло нас. Едва заглянули мы в него, как с первых же строк: "Чики-чики, бух-трах -- и музыка закипела!.." Да ведь какая музыка! Послушайте:

"Вот я вам скажу, как покончили мировое дельцо, вот тут бы вы поглядели, какое чудо закипело! Просто поднялся пир горою, что твоя свадьба Бувы Королевича! просто пошли званые и непрошеные... Откуль ни взялась, прилетела Шишчиха, откуль не ждали, прискакала Фирсиха, а там, откуль не просили, пришла и наша милость -- сам-друг со Степашею, а там пошли, а там поехали, просто как на даровую комедию: глядишь наперед -- выступает Ванюх; глядишь назад -- скачет Курсик; <глядишь справа -- катит Юркина управитель>; глядишь слева -- жалует Сазончик... А там пошли сбираться купцы, пошли сходиться мещане, а там прибежали бургомистры и повытки... Вот тут и ну себе потешаться, и ну себе колесить; просто дым столбом пошел, просто донское полилось ручейком... Шишка целует Фирсиху. Фирсик пожимает ручки Шишчихи; глядишь, Степириха обнимается с зваными и незваными бабочками. А там чики-чики, и пошли небылицу в лицах городить; а там бух-трах, и музыка закипела, и пошли кузнечики прыгать, и пошли бабочки летать. Просто, я вам скажу, потешились на славу нашего Степирька!
-- Он же какую роль разыгрывал? -- спросил я.
-- Да такую, я вам скажу, что наш Степирек своим и чужим бобыли в глазки пустил да и без церемонии говорит нашим мужичкам: "А что, -- говорит, -- ребятушки, будете ль наперед умней? Шуточное ли дело, пятналпать лет тянули ябеду, а всё-таки делу конца не дали! Я же, -- говорит, -- в неделю дельно сладил, да и нам и вам угожденьице сделал: вы без тяжбы и вражды, а мы без хлопот и с музыкою... Спасибо, -- говорит, -- ребятушки, право, спасибо... Не знаете ли, -- говорит, -- кто у нас еще враждует, кто еще наушничает? Авось, -- говорит, и того добру научим, да уж заодно, -- говорит, -- и подстрекателям головку почешем..." Вот, я вам скажу, Степирек распевает да ручки потирает, а мы слухаем да на ус мотаем, а Ванюхин да Курсик прижались себе в уголок да хоть бы словечно пикнули".
Признаемся, мы не успели прочесть книжку г. Овчинникова, а только перелистовали ее и потому не можем высказать о ней определенного мнения, если только оно кому-нибудь нужно после вышеприведенного отрывка. Но мы непременно прочтем ее и тогда возвратимся к ней, -- разумеется, в таком случае, если найдем в ней что-нибудь замечательное. Но как не найти? Уже и при поверхностном взгляде видно, что здесь что ни страница, то "чики-чики, и пошли небылицы в лицах городить; а там бух-трах, и музыка закипела, и пошли кузнечики прыгать и бабочки летать..."