"Опыт Терминологического словаря..." В. Бурнашева. Том первый и второй - Некрасов Н.А.

Опыт Терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного. Составил Владимир Бурнашев, член императорского Вольного экономического общества. Два тома. Санкт-Петербург. В типографии Жернакова. 1843-1844. В 8-ю д. л. XII, 487 и 415 стр.

В словаре такого рода давно чувствовалась потребность, и потому нет ничего удивительного, что намерение г. Бурнашева приняться за составление такого словаря нашло себе одобрение во многих наших журналах. Но когда появилась вторая часть "Терминологического словаря", большая часть тех же самых журналов с душевным прискорбием известила публику, что словарь из рук вон плох и нисколько не оправдывает надежд, им возбужденных. Во всех этих отзывах проглядывало горькое чувство обманутой надежды, и, как мне кажется, оно-то и было причиною той резкости и беспощадной искренности, с какою была высказана г. Бурнашеву неприятная правда...
Я, с своей стороны думаю, не нужно только было надеяться, что словарь будет хорош, чтоб не огорчиться и не огорчить г. Бурнашева резким отзывом, что словарь вышел плох. А кто же велел надеяться? Журналам нашим не понравилось, что в словаре г. Бурнашева всё неясно, неопределенно, исполнено несообразностей; что на одно слово, объясненное сносно, приходится более ста, объясненных неполно, неточно или вовсе неправильно; но кто же этому виноват? Уж конечно, не г. Бурнашев: он сделал, что мог.
Вздумали утверждать, что не стоило составлять словаря для таких определений, как, например, следующие:

"Осот. Трава, род молочая, но только при выдергивании колет тело.
Ежа. Трава.
Жабник, или пятипалочник. Растение.
Желтяница. Трава однолетняя.
Папоротник. Растение,
Пижма. Трава".

Но разве г. Бурнашев обещал, что будут определения более дельные?
Напали на г. Бурнашева, что он не знает химии, минералогии, сельского хозяйства; но разве что-нибудь ручалось, что в словаре обнаружатся плоды всех этих знаний? Г. Бурнашев приступал к составлению своего словаря с тем, что знал, а не с тем, что должен был знать.
Повторяю, только излишние надежды могли породить слишком большие требования, за <не>исполнение которых подвергли осуждению словарь г. Бурнашева. Но зачем же было надеяться? Понятно, что г. Бурнашеву, который сам не ожидал от себя ничего более того, что мог или хотел сделать, осуждения тех журналов должны были показаться странными и даже недобросовестными. Наконец, напали на словарь, или на составителя его, за ударения, которые поставлены всюду наизнанку. Напрасно; тут, должно быть, недоразумение, которое надо устранить. Один добрый человек, перелистывая словарь этот, высказал вот какое мнение: "Вероятно, составитель принял за правило ставить ударение над тою гласною, на которой не должно делать ударения; и как черта эта есть знак условный, то попенять можно составителю за то разве только, что он не оговорил нигде этой полюбовной сделки". Но я, с своей стороны, думаю, что и тот добрый человек ошибался, как большая часть добрых людей; вы найдете в словаре несколько таких слов, хотя, конечно, весьма немного, где ударение поставлено на своем месте. Что же это значит? Может быть, что вся тайна заключается вот в чем: г. Бурнашев по скромности выдает себя только за составителя словаря, как видно из заглавия, тогда как он есть неоспоримо сочинитель его. Сочинителю во всем дана полная свобода: он может устроить всё так, как ему это угодно, как он считает лучшим, более приличным и полезным. Ну а если затем сочинитель считает, что гораздо превосходнее говорить обора, овсяница, околица, чем обора, овсяница и околица, то как же вы с ним хотите спорить? Я, с своей стороны, посоветовал бы ему предпочесть третий способ произношения и писать: обора, овсяница, околица; но настаивать не смею: у меня у самого ухо не слишком музыкальное и, может быть, я этим не угодил бы на всякого. В таком случае я бы готов предложить вот что: нельзя ли нам ставить, для разнообразия, ударения на согласные буквы, как делают, например, англичане? Кажется, это было бы хорошо. В словаре для молодого даровитого мечтателя и так уже немного разгула - дайте ему хоть этим распорядиться по воле! Не убивайте всякое самобытное дарование в зародыше и в почке - дайте ему развиться: почему знать, чего не знаешь, - может быть, в этих истинно самобытных ударениях положено начало исполинского преобразования, за которое признательные потомки наши воздвигнут сочинителю огромный памятник из нагроможденных изящным образом превратных ударений! Их теперь наберется в словаре всего только до пяти тысяч, да около пятисот правильных, которые не идут в счет; но почему знать? Оставьте сочинителя в покое, дайте ему волю, - и, может быть, он выпустит за свой век несколько миллионов. Тогда, я полагаю, вам самим будет приятно взглянуть на достойный памятник - хоть на простой курган, положим, который составился оттого, что смели в кучу эти миллионы вновь сочиненных ударений; если притом пересыпать мелочь эту "картошкой", в стишках и в прозе, то, согласитесь сами, такой курган представит приятный вид, и, право, лестно было бы опочить под ним со временем на своих лаврах.
Какой-то съемщик планов, землемер, что ли, брызнул невзначай тушью на карту, которую очень тщательно отделывал. Почесавшись за ухом, он, однако же, как человек с большим дарованием и способностями, нашелся: отшравировал пятно это пером, по всем чертежным правилам топографических карт, и у него вышла прекрасная и презанимательная гора, довольно крутая, с оврагами, недоступная для смелого пешехода. Каково же было изумление топографа, когда на этом месте и в натуре - как выражался он - за ночь выросла гора с такими же обрывами и оврагами, - словом, как вылитая по образцу? Смелым бог владеет, а судьба ему часто, видимо, покровительствует; горе дано и самое название в честь гениального землемера, и живое урочище это служило ему некоторым образом великолепным памятником, которому позавидовал бы, конечно, всякий. Кто мог это предвидеть? Никто. Всякий готов был осмеять гениального землемера, а землемер вышел прав. Будем надеяться, что то же случится и с нашим сочинителем, у которого, может быть, брызги с пера разлетелись при сильной работе по всему словарю и поневоле обратились после в ударения. Если такой случай мог родить гору, почему же не может он произвести описанный мною курган?
При первой части "Терминологического словаря" в порядке перепечатаны исполненные похвал и лестных для г. Бурнашева надежд отзывы нескольких наших журналов о труде его, тогда еще только задуманном. Чтение этих отзывов внушило мне вопрос: не напечатает ли г. Бурнашев при втором издании словаря (если оно будет) отзывов, сделанных теми же журналами после того, когда словарь явился в свет?..