Воскресные посиделки. Второй пяток. - Некрасов Н.А.

Воскресные посиделки. Книжка для доброго народа русского. Второй пяток. С.-Петербург, 1844. В 16-ю д. л. 160 стр.

Чтоб короче познакомить читателей с повестями, которые издаются для доброго народа русского, мы расскажем одну из них, стараясь придерживаться выражений сочинителя.
Степанида была красавица, каких со свечой поискать не только в уездном городе, но и в губернском. Мать за ней приглядывает строго, "но только когда случалось, что проезжие бары станут, бывало, подлипать к Стенюшке, ей тогда всё казалось, что который-нибудь из этих бар на дочке ее женится и ее Стеня будет важною барыней". "Экая, подумаешь, глупость старухе в голову взбрела". Подле Сидоровнина дома была станция, и оттого все проезжие, особенно молодые, останавливались у Сидоровны или заходили к ней чайку напиться, а чаек-то всегда готовила сама красавица Стенюшка.
Вот раз как-то и случилось проезжать молодому человеку. У этого барина сломалась коляска. Три дня коляску чинили, а молодой человек в это время так влюбил в себя Стенюшку, что глупенькая решилась с ним бежать. (<Она надеялась удивить старуху-мать, когда на другой день должна была, как шалун обещал, приехать к старухе в княжеской карете. Эки, право, глупости вертят головы! А то забывают, что всяк сверчок знай свой шесток; на высокие хоромы не мечись; будь доволен тем, что тебе дано; выше головы не плюй; вздулся иной, что пузырь водяной, а лопнул и стал ничего; в благополучии человек сам себя забывает; девица ищи себе мужа для века и замуж иди, рассмотри человека; гордым бог противится, а смиренным дает благодать".
Все эти поучения невольно заставляют страшиться за участь Степаниды, и действительно, несчастная девушка брошена была в трактире и попалась в руки "мерзкой" старухе. "Негодная тварь <...> показала Степаниде преогромную плеть, говоря, что коли она не уймется плакать, то узнает силу этих ремней, и шутя ударила ее слегка по спине так больно, что у <...> красавицы искры словно из глаз показались".
"Тогда старая ведьма стала молодую девушку наряжать в разные тонкие и красивые шелковые платья, убрала ей волосы, завила их в кудри, прикрепила гребенками черепаховыми, на шею надела ожерелье из поддельного жемчуга, в серьги вдела подвески, сделанные из стеклышек, горевших словно алмазы, а щеки нарумянила румянами китайскими. Одев так Степаниду, старая ведьма велела ей сидеть у окна и манить прохожих, а сама стоит поодаль, и коли Степанида мало смотрит на улицу, то она пощелкивает своим длинным кнутом в три хвоста ременных".
Пришел молодой "купец", сначала, как водится, "удивился" красоте ее, а потом, узнав, что "она в этом <...> доме" только "с сегодняшнего дня" (т. е. с 11-го мая 1844), расспросил ее о всей ее жизни. А затем задумал свою думу. Как задумал, так и сделал. Не желая, чтоб другие подобно ему ходили удивляться красоте Степаниды, "мещанин" (с этого места рассказа молодой "купец" превращается в "мещанина") выкунил бедную девушку, решился на ней жениться и женился точно. Этот великодушный мещанин был приказчик богатого купца Добрынина. "И уж подлинно (,) собаке по шерсти кличка дана: трудно было найти человека добрее и честнее этого Добрынина". "Самую большую радость его составляла дочь", которая около того времени родила. Степанида же подарила мужа по приезде в Москву сынком. Этот ребенок, "к счастию", недолго пожил и оставил мать свою с молоком в груди; ей советовали взять какого-нибудь "младенчика", чтоб сосал молоко; она пошла в кормилицы к внуку Добрынина, и "вскоре после этого (даже, может быть, и от этого) сделалась в Москве холера". Дочь и зять хозяйские умерли от этой страшной болезни. Муж Степаниды заболел "также и также умер". Степанида, внук Добрынина и Добрынин остались живы. Но вот и у Добрынина "сделалась" холера проклятая. Тогда Степанида стала ходить не только за внуком, но и за дедушкой. Добрынин выздоровел и, узнав о ее попечении, сказал: "Правда, что старому человеку на молодице глупо жениться, но мне нечем отплатить Степаниде, как только женитьбою на ней. Решено, она будет купчихой Добрыниной". Так сказал купец Добрынин и сделал мещанку Степаниду купчихой Добрыниной, с одним только условием, чтоб она всегда ходила в одежде кормилицы. Степанида без отговорок согласилась на столь умеренное ограничение свободы своей, и, по прошествии некоторого времени, родился у них "ребеночек". "Когда малютка укреп и подрос, то Добрынин снарядил жену свою в дорогу и отправил к Сидоровне". Сидоровна простила дочь, достигшую так счастливо богатства и купеческого почетного звания, и стала нянчить ее детей. Они живут все вместе, и с ними живет еще Наташа, которая прежде жила из милости у старухи Сидоровны. "Степанида за Наташей смотрит в оба, часто рассказывает ей про свои несчастия и всегда увещевает вести себя как можно честнее и никак не затевать замужества с богачами да с важными господами, которые мастера молодой девке голову вскружить. Раз как-то Наташа ей на это сказала: Впрочем, Степанида Ивановна, вам вить это к счастию послужило!". "Это правда, - сказала Степанида, - но мой пример не всем может даться"".
Вот вам и всё тут; следуют еще два или три наставительные выводы, которые так же ловки и так же кстати, и4 затем повести конец. Предоставляем читателям решить, какую пользу может извлечь добрый русский народ из подобных рассказов, если б он имел их даже тысячи? Скажут: в "Воскресных посиделках" не одни только повести... Правда, в "Воскресных посиделках" есть еще стихи и есть статьи в прозе, заглавия которых сулят бездну полезных хозяйственных советов и наставлений. Но дело большею частию и оканчивается одним посулом; если же сочинитель попытается в самом деле выполнить то, что сулит в заглавии, то уж непременно на каждое дельное сведение доброму русскому народу придется почерпнуть десяток совершенно ложных. Чтоб убедиться в этом, довольно прочесть во второй книжке "Воскресных посиделок" статью "О том, какие есть металлы на земле", преисполненную промахов непростительных. Что касается до стихов, то мы о них ничего не скажем: у всякого свои понятия о способах к исправлению нравов и распространению просвещения. Г. Бурнашеву, который редактирует "Воскресные посиделки", кажется, что для этого нужно только воспевать картофель, и он выполняет это в каждом пятке "Воскресных посиделок" с аккуратностию, делающею честь его филантропии. Вот как воспевается картофель во втором выпуске:

Картофели здоровы, вкусны
И в пище никому не гнусны,
Всех лучше белые пригодны для людей,
А красными корми коров или свиней.

Коротко и ясно. Впрочем, кажется, о картофеле уж довольно; не пора ли воспевать, например, репу? Или в старой, изданной чуть ли еще не в прошедшем столетии книжице "Деревенское зеркало", из которой заимствуются стихи в "Посиделки" (это факт), про репу стихов не имеется?.. В таком случае очень жаль; "автору "Посиделок"" (как назван г. Бурнашев в 96 No "Северной пчелы") придется самому приняться за стихи, а у него и так дела много. Он пишет в "Посиделки" всю прозу. Это также факт.