Казаки А. Кузьмича - Некрасов Н.А.

Две части. С.-Петербург, 1843.

Очень красивая книга!.. Обертка голубая, обложенная узорочным бордюром; буквы, которыми написано заглавие, чрезвычайно пестрые, идут полукругом и оканчиваются дородною точкою, в средине которой нарисовано что-то вроде виноградного гроздия. Далее изображен почтенный старец лет восьмидесяти, задумчиво опершийся на правую руку и держащий левою раскрытый свиток, затем надпись: "Так вичной памяты бувало... С.-Петербург. 1843". Обертке конец. Перевертываем листок и находим страницу почти совсем белую; на ней одно только слово: "Казаки". Перевертываем еще страницу и встречаем опять целый титул книги с именем автора, без виньетки, но зато с прибавлением к эпиграфу нового стиха:

У нас в Гетманщини колысь -

и подписи: "Котляревский". Надобно отдать справедливость автору: он умел удивительно искусно придать разнообразие заглавию своей книги!.. Перевертываем еще страницу и находим первую главу самого рассказа, названную "Обед у Курубки". Кто такой Курубка?.. "Курубка жил уединенно в небольшом хуторе с женою и дочерью, пользуясь всеобщей любовью соседей, казаков и своих <...> крестьян". Дочь Курубки Настенька любила Василья. Кто такой Василий?.. "Василий остался сиротою по смерти отца, знаменитого защитника Лоды-жина. Курубка призрел и воспитал сына героя, с которым жил душа в душу". У Курубки на "обеде" говорили о загадочных поступках Мазепы и решили, что он замышляет что-то недоброе. Вошел казак с письмом за гетманскою печатью. Гетман приглашал Курубку приехать в Батурин по важным войсковым делам. Письмо было самое ласковое; несмотря на то, оно не веселило Курубку; всё семейство его встревожилось. Увидя Василья из окна своей светлицы, Настасья кинулась в сад, и здесь у нее с Васильем произошел "первый" чувствительный разговор о любви и сопряженных с нею опасностях и приятствиях. "Василий с сердечным умилением глядел на заплаканные глаза Настеньки, с чувством жал ее руку. "Горькая наша доля!" - говорила горестная Настасья, глядя на Василья глазами, полными любви. "Милая, добрая Настенька, - говорил тронутый Василий, очнувшись будто от тяжкого сна и прижимая девушку к груди своей, - лишь только прогоним врага, я прилечу, мое серденько (он сильнее сжал ее руку), стану просить тебя у твоего отца... Он не откажет?". "Не откажет, не откажет!" - говорила девушка, прильнув к плечу юноши".
Курубка воротился от гетмана совсем других мыслей, как поехал туда. Но оставим его в покое: нас призывает гораздо важнейшее обстоятельство.

Чувствительный разговор No 2-й.

"Девушка подняла на него заплаканные глаза. Вся душа ее, растерзанная горестью, полная любовью, выразилась в ее взоре. С жаром схватил Василий руку Настасьи.
- Настенька! милая моя, коханая моя! - говорил он пламенно. - Если бы ты могла видеть в моем сердце!.. Неоцененное сокровище мое! как я люблю тебя!
Он с умилением смотрел ей в лицо.
Пылким румянцем загорелись щеки красавицы. Она потупила глаза, потом вновь устремила их на Василия и долго, пристально глядела в глаза юноше.
- Ты не обманываешь? - спросила она, подавляя вздох.
- Покарай меня бог, если говорю неправду!.. Ты и святая родина - вот все мои сокровища в мире.
- Я и родина! - девушка горестно покачала головою. - "Я и родина", - повторяла в душе Настасья и снова готова была заплакать. "Отчего же, - думала она, - отчего я люблю его более родины; больше отца и матери, сто раз больше моей жизни?". Слезы текли неслышно по ее лицу. "Может, великий грех любить его столько?.. Знаю - великий грех... Что же делать мне с сердцем?.. Для него оно готово забыть и мать... и старого отца... всё... всё!!..""

Мазепа, по словам г. Кузьмича, успел уверить многих из самых благомыслящих малороссиян, что царь поклялся истребить казатчину и уничтожить Запорожье. Таким образом многие из благомыслящих "малороссиян, в том числе и Курубка", вовлеклись в измену. Но что медлить!

Чувствительный разговор No 3-й.

"Стемнело. Подгорюнясь, с слезами на глазах, сидела Настасья под любимою липкою. Три дня уже не видела Настасья своего милого, сердце бедной девушки разрывалось тяжким горем.
"Где он? - думала она, - что сталось с моим Василечком? Забыл, совсем забыл свою Настеньку", - и еще горче плакала она. "А может, ушел на войну - и не хотел проститься со мною; ох, горе мне, бедной!"
Вот Настасье слышится шелест шагов в густой траве; она подняла глаза и вскрикнула от радости: то был Василий; он уже стоял перед нею.
- Ты, Настенька! одна в такую пору! и слезы! о чем же плачешь, милая моя?
- И ты спрашиваешь, Василий? Разве могу не плакать, когда ты забыл меня?
- Я забыл? Нет, Настенька! скорее умру, чем позабуду тебя".

И так далее. Избрав себе приятную обязанность следить за "чувствительными разговорами", из которых преимущественно состоит книга г. Кузьмича, мы будем только слегка указывать на другие события, которых, впрочем, к счастию нашему, в книге г. Кузьмича очень немного. К Настеньке посватался полковник Чечель. Настенька с ужасом побежала к своему возлюбленному, и следствием того был -

Чувствительный разговор No 4-й.

"- Так ты не перестала любить меня? - произнес Василий, едва переводя дыхание.
- И ты спрашиваешь, когда я здесь!..
Она сильно сжала свои руки.
- Прости меня!.. прости меня, Настенька!.. Я безумствую... отчаяние, ревность, мука помрачили рассудок...
- Настенька! - произнес он умоляющим шепотом. - Скажи мне еще милым, сладостным голосом твоим хоть один раз... один только раз повтори, что любишь меня по-прежнему, что не переставала любить!
- Василий, серденько мое! - И Настасья снова прильнула к плечу молодого человека, и уста ее с трепетом повторили слова любви.
- Сокровище мое! свет очей моих! и тебя отдадут другому.
Долгое молчание.
- Нет! - шептал Василий, отуманенный тоскою. - То был страшный сон! Настенька! ведь ты моя, навеки моя? и никто и ничто в мире не разлучит нас?..
Он пламенно прижал ее к груди своей.
- Ты не отвечаешь, Настенька?
Минута мучительного, горького молчания.
- Сердце мое! Как я люблю тебя? Люблю больше всего... больше жизни... больше родины. Безумный! и я мог думать, что люблю родину наравне с тобою!.. Нет, не знал я, как тебя люблю, не знал, как ты дорога мне, мое бесценное сокровище!.. Что мне родина, когда тебя хотят отнять от моего сердца!.. Пусть гибнет родина, пусть рушится всё, лишь бы ты была со мною, моя радость, мое счастие, Настенька!"

При прощанье Настасья дала слово Василью еще раз перед свадьбою прийти к нему на свидание. И вот она явилась:

Чувствительный разговор No 5-й.

"- Ты, Настенька? - шепотом спросил Василий.
- Я! - отвечала она чуть слышным голосом.
Настало долгое, глубокое молчание; скорбная девушка тихо плакала: она знала, что это последнее свидание с милым.
"Завтра, - думала она, - я уже не посмею и глядеть на него". Сердце ее сжалось невыразимою тоскою, с трудом подавляемые рыдания задушали ее. "Господи! За что мне такая тяжкая доля?"
- Настенька! - сказал с отчаянием Василий. - Ужели мы видимся в последнее?
- В последнее, Василий, завтра... - Она не могла договорить.
- Ты губишь себя и меня, Настенька! Ненавистна мне жизнь без тебя; в первом бою сложу я голову... но я думаю не о себе; что мне смерть! о тебе, Настенька, об одной тебе все мои помыслы!.. подумай, какая жизнь ждет тебя с немилым?
- Я уже решилась, Василий! там что богу угодно!.."

Однако ж это ужасно... Мы еще только на 117-й странице первой части, а уж прочли пять чувствительных, пять убийственно-скучных и монотонных разговоров о любви... Что ж будет далее?.. Далее будет то же самое. Г. Кузьмич - большой охотник до сентиментальных разглагольствий и, кажется, почитает сентиментальность отличительным качеством малороссийских казаков и казачек восьмнадцатого столетия. Все эти пять" чувствительных разговоров, из которых мы представили выписки, чрезвычайно длинны, натянуты и скучны. К делу они решительно нейдут и к раскрытию задачи, которую задал себе г. Кузьмич своим громким заглавием, нисколько не служат. Вообще сочинение г. Кузьмича принадлежит к числу тех неудачных порождений воображения, которые почти ежедневно появляются в нашей литературе, в стихах и прозе, и гибнут без внимания публики.
Оно тем более жалко, что, по-видимому, стоило чрезвычайных трудов и усилий своему автору, да и времени отняло у него немало: две части его заключают в себе до шестисот страниц в осьмую долю! Охота была писать! Охота была издавать, да еще так красиво и, следовательно, с большими издержками.