Были и небылицы - Некрасов Н.А.

Cтатейки, вырванные из большой книги, называемой: Свет и люди. философическо-филантропическо-гуморическо-са-тирическо-живописные очерки, составленные под редакцией) Ивана Балакирева. Рисунки Александра Коцебу, гравированные Г. В. Дерикером, бароном Клодтом и А. Е. Масловым. Книжка первая: Деньги. С. -Петербург.
"Однажды, - говорит автор, - в самое гадкое осеннее утро, решился я писать, когда вдохновения у меня вовсе не было. Куда оно запропастилось - бес его знает! Поймал ли его на кончик пера какой-нибудь рифмач, пробудившийся с богатою рифмою; засело ли оно на дне кастрюли какого-нибудь кухмистера, которому заказан обед по 100 рублей с головы; сидело ли на крючке какого-нибудь подьячего, который убедился в справедливости дела разноцветными приложениями и круглыми и четырехугольными доказательствами челобитчика, - вдохновения не было! Разумеется, если бы я решился писать в стихах, вдохновение было бы мне так же не нужно, как не нужен смысл: были бы слова да рифмы, а предмета как не найти, начиная с луны и девы до могилы и завядшего цветка, с перлов до гороха, с старинных развалин до сытного завтрака, с шампанского или, если угодно, фалернского до пирога перигейского и устрицы фленсбургской. Но я хотел писать прозою... Время было, кажется, довольно прозаическое - дождь, грязь, сырость, холод, туман - ив моем кармане ни гроша! <...> Вместо камина <была> у меня печка, и она, как все печи в петербургских квартирах, комнаты не нагревала, а дымилась, словно камчатская сопка. Я зяб, завертываясь в старый халат от сквозного ветра, шипевшего сквозь окно, трехногий стул мой <...> шатался, как пьяница с похмелья. Передо мною лежала учтивая записочка, которою извинялся книгопродавец, что не посылает денег за проданные по комиссии два экземпляра моей поэмы <... > п другая, которою мой приятель отказывается заплатить мне долг. <...> Тут же на диване, для пандана, красовались передо мной: счет из типографии, где моя поэма печаталась, с угрозою продать ее на вес, если я денег не заплачу, и еще другой счет из мелочной лавочки, да записка от хозяина моей квартиры... и везде я видел одно и то же: деньги, деньги, деньги! и дождь выстукивал мне в окно: деньги)... Мне кажется, и ветер насвистывал мне: деньги..." Вслед за размышлениями о деньгах к автору пришла кухарка и потребовала денег, потому что лавочник кофе в долг не отпускает, пришел лакей и потребовал денег на ваксу, - автор пришел в бешенство: он ударил кулаком по столу так, что счеты, и письма, и бумаги, и чернильница полетели вверх ногами и сам он, автор, со всего размаха повалился на пол. "И вообразите (восклицает он), чувство счастия оживило меня при таком несчастном событии!" Дело в том, что автор увидал под столом золотую монету, которая бог знает откуда взялась там. "Деньги!" - радостно воскликнул он; воображение его запылало, заклокотало, зашумело, вспыхнуло, взбурлилось: он вдохновился! "Деньги! - чего же мне лучше? Какой предмет богаче? Какая идея блестящее? Пишу, пишу, пишу о деньгах". И он начал писать поэму в двенадцати песнях под заглавием "Деньгоада", но дело шло плохо; он призвал на помогу черта. Черт явился и рассказал ему историю денег, начало которой для образчика приводится здесь вполне:

"Недавно его темность, повелитель наш, был в дурном расположении духа. Ничто ему не нравилось. Он вытолкал фон черта, который пришел к нему с докладом о перестройке адской печи, где жарят Робеспьера и Марата, переломил два ребра другому черту моделью котла на американский пароход, который должен лопнуть скорее других, и жестоко взбесился на третьего, который поднес ему котел смолы - обыкновенный его завтрак. Его темности показалось, будто смола простыла. Подносивший осмелился сказать, что она довольно горяча. "Я покажу тебе, что значит горяча, - я распеку тебя!" В аду "распекают" не так, как у вас: по-нашему, "распекать" - значит схватить за ноги и воткнуть головой в печь, смотря по преступлению, - на сто, на двести лет. Словом, его темность рвал и метал - одного черта истолок он в аптекарской ступке; другого запрятал в бутылку, которую бедняк пронес с водою в ад откупщику, осужденному жариться в отжигальнице, - откупщик обещал ему за то открыть какой-то секрет по питейному откупу; третьего за что-то посадил он на доску, убитую подьяческими крючками. Все мы били в ужасном страхе, когда велено было нам явиться к нашему властителю.
"Вы забываете свою должность, вы ленивцы, вы... вы..." - закричал он.
Мы молчали. Как спорить с начальником? Иное дело обмануть его или подать на него донос!
"Свет начал улучшаться. Люди стали умнее и добродетельнее. Где революция? Где война? Где гильотина? Где торг невольниками? Где парижские игорные домы? Где костры инквизиции? Чем всё это заменилось? А? говорите, говорите, негодяи!"
Величественно встал с своего места один старый черт. "Источник зла и всех мерзостей, - воскликнул он, - ты, который живешь только злом и ежеминутно помышляешь о каких-нибудь гадостях..."
"Без комплиментов!" - воскликнул его темность, хоть мы и заметили, что лесть старика была ему приятна" и проч.

Если на текст "Былей и небылиц" смотреть с настоящей точки зрения, - то есть как на приложение к картинкам, - то автор не подлежит за него ни малейшему осуждению. Между политипажами много очень удачных. Вообще первая книжка "Былей и небылиц" очень красивая литературная безделушка.
Говорят, что автор этой книжки г. Полевой. Может быть: "Деньги" очень сбивают на "Живописца", прилагавшегося некогда к "Телеграфу".