Мертвое озеро - Некрасов Н.А.

Полное собрание сочинений и писем в пятнадцати томах
Том 10 книга I
Л., "Наука", 1985
OCR Ловецкая Т. Ю.

Том первый

Часть первая

Глава V

Хитрая выдумка

Аня и Петруша остались в саду. Он сидел верхом на деревянных перилах террасы в задумчивом положении. Аня, стоя неподалеку, бросала кверху носовой платок, играя им, как мячиком.
-- Ну, лови, Петруша! -- сказала Аня, кинув платок к Петруше.
Он ничего не слыхал и оставался в задумчивой позе.
Подымая упавший платок, Аня насмешливо спросила его:
-- Скажи, пожалуйста, Петруша, о чем ты так задумался? Верно, боишься, что Настасья Андреевна пожалуется ему?
-- Вовсе и не думал! -- обидчиво отвечал Петруша.-- Если бы даже и пожаловалась... ну, что мне могут сделать??
-- Как же? -- с удивлением спросила Аня.
-- Разумеется! ну, что сделают?.. побранят!.. велит сидеть у Селивестра Федорыча!..
И, помолчав, он с грустью продолжал:
-- Нет, Аня! я думал, отчего она меня не хочет послать нынче в город, чтоб держать экзамен. Ведь опять целый год надо будет сидеть в классной с Селивестром Федорычем да проходить зады. В то время как все мои товарищи учатся, я... я один только бью баклуши в этой куцей курточке!
И Петруша с сердцем рванул курточку, так что она затрещала; глаза его наполнились слезами, и он засвистел, вероятно желая скрыть их.
-- Ну, кто у тебя и бывает? один Федя! -- заметила Аня.
-- Он-то меня и злит! -- с горячностью подхватил Петруша и с возрастающим жаром продолжал: -- Поступил в класс -- и нос поднял, говорить со мной не хочет, что ни скажу ему -- подсмеивается, ты, говорит, на руках у нянюшек. А сам мне по плечо, да и годами моложе.
И, переменив голос, он с восторгом воскликнул:
-- Ах, Аня! что он мне рассказывал! как они весело живут! играют, курят!
-- Ну, а как узнают? -- спросила Аня.
-- Кто же может узнать! Селивестра Федорыча нет там, чтоб всё переносить. А товарищи не выдадут и сухим из воды вытащат. Да погодите, я уж поставлю на своем: я буду, буду в пансионе нынешний год!!
Последние слова Петруша говорил, обратись к дому, как будто кто-то его слушал в окне.
Аня засмеялась.
-- Чему ты смеешься? -- с сердцем спросил Петруша.
-- Над тобой!.. ха-ха-ха!.. у! как разгорячился. И играть будет, и курить будет... ха-ха-ха!
-- Буду, всё буду делать, что захочу, как переселюсь в город! -- топнув ногой и разгорячась, воскликнул Петруша.
-- Да в том-то и вся сила, когда-то еще переселишься? -- поддразнивая, заметила Аня.
-- Клянусь тебе, очень скоро! -- торжественно произнес Петруша и прибавил таинственно: -- Я уж знаю, что надо сделать.
Аня перестала смеяться и с любопытством спросила:
-- А что?
-- Скоро состареешься -- не скажу!
-- Пожалуйста! -- умоляющим голосом сказала Аня.
-- Я, пожалуй, скажу, только с условием.
-- Какое?
-- Танцуй со мной при Феде, а ему откажи, если он будет просить тебя. А то он меня всё дразнит, что ты на меня как на мальчишку смотришь...
Аня, помолчав, нетерпеливо сказала:
-- Ну, скажи же, что ты сделаешь?
Петруша огляделся кругом и, понизив голос, сказал таинственно:
-- Помнишь, по какому случаю он рассердился, хотел меня отправить в город? Да тетенька разнежничалась!
-- Ну, помню! что же? -- с напряженным любопытством спросила Аня.
-- Не понимаешь? -- с удивлением, в свою очередь, спросил Петруша.
Аня покачала головой.
-- Я...
Петруша опять огляделся и тихо продолжал:
-- Я перепишу черновое письмо Феди, что он у меня оставил, и выроню при нем, будто нечаянно.
-- Так что же?
-- А вот увидишь, что будет,-- весело отвечал Петруша и, схватив Аню за руку, потащил ее за собой, прибавив:-- Побежим в нижний сад.
Аня сначала упиралась, но потом пустилась бежать ровно с Петрушей и спросила его:
-- А кому писал Федя письмо?
-- К Танечке,-- отвечал Петруша,
-- И она ему пишет?
-- Разумеется!
Она замолчала и продолжала бежать. Петруша усилил свой бег и сказал:
-- А ты будешь писать ко мне, когда я уеду отсюда?
-- Это зачем?
-- Так!
-- Нет-с, вы уж лучше попросите Танечку, чтоб она вам обоим писала.
-- Трусиха! -- заметил Петруша и, выпустив ее руку, пошел шагом.
-- Вовсе не из трусости!
-- А из чего же?
-- Так!
-- Значит, тебе меня не будет жаль? -- с упреком заметил Петруша.
-- Пойдем к лодке, Петруша! -- взяв его за руку, поспешно сказала Аня.
-- Зачем?
-- Нарвем цветов; я их ужасно люблю.
-- Ну пойдем!
И они как стрелы пустились бежать,-- перебежав мостик, повернули по берегу речки, которая прихотливо изгибалась узкою лентою, окаймленною с двух сторон широкими листьями болотных лилий. Прибежав к одному из кустов, Петруша взвалил себе на плечи два весла, которые скрывались там, и медленно пошел к лодке, стоявшей невдалеке. Он проворно прыгнул в нее и отвязал ее от колышка, покрытого изумрудным мхом.
Лодка заколыхалась, и из-под зеленой тины блеснула вода. Петруша с ловкостью перекинул конец весла на берег, а другой придержал рукой. Аня, приподняв высоко платье, чтоб его не замочить, стала тихонько пробираться по веслу, которое вертелось во все стороны.
-- Какие у тебя маленькие ножки! -- заметил Петруша.
Аня, потеряв баланс, закачалась.
Если бы не ловкость Петруши, она упала бы в воду; но он схватил ее за руку и с силою притянул в лодку. Он смеялся. Аня тоже смеялась.
Лодка тем временем отчалила от берега и тихо прорезала себе дорогу в зелени, оставляя за собой ленту воды, которая уменьшалась постепенно и наконец исчезла.
-- Смотри, весло забыли! -- кричала Аня.
-- И с одним накатаемся.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Петруша стоя правил одним веслом и насмешливо глядел на нее.
Легкий туман стал подниматься из реки, которая становилась шире и чище, а лес, окаймлявший берега с обеих сторон, густел и темнел. Петруша и Аня плыли молча; последняя смотрелась в воду, опускала руки в нее и так ехала, производя ими легкий плеск.
-- Петруша! -- неожиданно окликнула она задумавшегося своего вожатого.
-- А? -- спросил пугливо Петруша.
Эхо повторило их. Это Аню очень заняло, и она, смеясь, стала повторять на разные голоса имя Петруши и прислушивалась к эхо.
-- Отчего, Петруша, лес повторяет, что я ни скажу? -- спросила Аня.
-- Это -- эхо,-- глубокомысленно отвечал Петруша.
-- Вот хорошо! я и без тебя знаю, что эхо! -- насмешливо и передразнивая его голос, отвечала Аня и с важностью продолжала: -- Нет, ты мне растолкуй, отчего и как?
Петруша молчал.
-- Не знаешь?
-- А ты знаешь? -- с досадою спросил Петруша.
-- Нет! но мне не стыдно! я не буду курить и писать письма! -- Аня сопровождала свои слова лукавыми взглядами.
-- О, тогда я всё узнаю; а теперь чему научиться с Селивестром Федорычем? разве как сушить васильки, чтоб перемешивать с табаком и потом курить их.
-- Да тебе будет скучно там одному! На лодке нельзя кататься и рвать таких цветов.
И Аня нагнулась сорвать одну из лилий; но корень был крепок, и она только возмутила поверхность воды. Петруша, бросив весло, сорвал ей его.
-- Еще и эту, и эту! -- говорила Аня Петруше, который наклонял лодку во все стороны, собирая цветы, разбросанные по реке, и говорил:
-- Чего мне будет жаль, так тебя, Аня: она тебя замучит попреками.
-- Уж, право, не знаю, что я ей сделала! она меня ужасно не любит,-- с грустью сказала Аня.
-- Ты пиши ко мне, если уж она очень...
-- Что же ты сделаешь?
-- Я...
Петруша призадумался и потом отвечал:
-- Я скажу ей, что не буду ее любить.
-- Ах! не говори ты ей этого! -- воскликнула Аня в испуге и тихо заплакала.
-- О чем же ты плачешь, Аня? -- недовольным голосом спросил Петруша, и, отнимая ее руки от глаз, он вкладывал в них цветок.
-- Страшно! -- всхлипывая, отвечала девушка.
-- С чего тебе страшно? -- глядя вокруг, спросил Петруша.
-- Я останусь одна: она меня с дедушкой будет бранить всякий день.
-- Ну так я останусь, не плачь! Посмотри, какой чудесный цветок.
Так утешал Петруша свою спутницу.
Аня взглянула на цветок, понюхала его и немного запачкала себе нос. Петруша залился смехом и, сорвав себе лилию, напачкал тоже свой нос.
Они гримасничали в лодке, смеялись; вдруг Аня призадумалась и сказала:
-- Знаешь что, Петруша: сорвем по цветку, высушим их, и когда ты приедешь побывать, я спрошу свой, а ты у меня свой. И если кто потеряет его, тот должен целый год исполнять всё, что ни приказывают.
-- Хорошо; спасибо! -- отвечал Петруша, взяв поданный ему цветок, и прибавил:--Я его в историю положу.
Болтая, они не заметили, что стемнело. Аня первая пугливо сказала:
-- Однако, Петруша, вернемся назад; пока еще доедем, а может, нас хватятся.
Но как ни спешил Петруша, когда лодка причалила к месту, где они сели, уже совсем смерклось. Аня с Петрушей бегом пустились к дому, и лишь только завидели его, как оба в один голос пугливо заметили:
-- Огонь в гостиной!
-- Не приехал ли он? -- сказал Петруша.
И, подойдя ближе к дому, стал на скамейку. Аня последовала его примеру. Приподнявшись на цыпочки, она заглянула в окна и потом, быстро присев, дрожащим голосом сказала:
-- Ах, уж и стол накрыт!
Петруша, стоя на скамейке и придерживаясь за плечи Ани, говорил:
-- Он ходит по комнате: значит, сердит! -- И, соскочив со скамейки, он продолжал:-- Смотри, Аня, скажи, что сидела у себя в комнате.
-- Хорошо; ну, иди же; я приду потом,-- отвечала Аня.
И они разошлись.
В зале был уже накрыт стол для ужина. Старичок сидел в своих креслах и, прильнув к стеклу, высматривал в темноте сада свою внучку и Петрушу, которых искали по всему дому и ждали ужинать. Федор Андреич, рассерженный поздним отсутствием Петруши и Ани, расхаживал в зале и ворчал на свою сестру, зачем она не смотрит за ними и позволяет девушке в такой поздний час отлучаться из дому. Настасья Андреевна своими словами, казалось, еще сильнее раздражала гнев брата. Фигура его, и без того серьезная, сделалась мрачною. Он был небольшого роста, но необыкновенно широк в плечах, с плотными руками и ногами. Его лицо далеко не принадлежало к числу приятных; густые с проседью волосы, торчавшие вверх, придавали его строгим чертам что-то мрачное; а густые брови, почти сросшиеся вместе, увеличивали суровость выражения его черных блестящих глаз и большого носа. Он носил небольшие усы с проседью, которые скрывали его толстые губы. Цвет лица его был красноватый и не лишенный здоровья. Одет он был в синеватого цвета венгерку с высоким стоячим воротником, который упирался в его полный подбородок и делал еще шире его лицо.
Появление Петруши нарушило молчание, воцарившееся в зале. Федор Андреич встретил его следующими словами:
-- А, насилу явился!
Петруша поцеловал у него руку.
-- Вы заставляете ждать себя... Где ты был?
И лицо Федора Андреича становилось всё мрачнее.
-- Я катался на лодке! -- робко отвечал Петруша.
-- Я ведь тебе запретил? как же ты смел! -- грозно спросил Федор Андреич.
-- Я ему позволила: он хорошо играл сегодня! -- подхватила Настасья Андреевна.
Ее брат, нахмурив брови, отвечал:
-- Прекрасно, ты его отпустила; а где же Аня?
-- Я не знаю-с! -- поспешно отвечал Петруша.
-- Разве она не с тобой каталась? -- с удивлением спросил Федор Андреич.
-- Нет-с! -- запинаясь, проговорил Петруша.
В ту минуту Аня, слегка смущенная, вошла в залу.
-- А-а-а, сударыня!.. где вы изволили быть? -- торжествующим голосом спросила Настасья Андреевна.
-- Я сидела наверху!
-- Неправда: я сама была в вашей комнате.
-- Верно, я...
-- Поди поздоровайся,-- перебил ее старичок.
Аня подошла к Федору Андреичу, поцеловала его в щеку.
-- Боже мой! посмотрите на ее платье,-- вскрикнула Настасья Андреевна и, кинувшись к Ане, стала повертывать ее во все стороны.
Торопясь домой, Аня забыла о своем платье, и роса вымочила его.
Федор Андреич выразительно посмотрел на Петрушу, погрозив ему, и сквозь зубы сказал:
-- Так ты один катался?
-- Я одна гуляла в саду! -- побледнев и умоляющим голосом сказала Аня, обратись к Федору Андреичу, который отвернулся от нее и настойчиво требовал, чтоб Петруша сознался в своей лжи.
Но Петруша упорно молчал. Этим временем Настасья Андреевна накинулась на Аню, которая заплакала.
Федор Андреич, оставив Петрушу, обратился к плачущей и грозно закричал:
-- Вы, кажется, сговорились меня злить сегодня. Одна плачет, другой лжет!
-- А она разве не солгала вам? -- подхватила Настасья Андреевна, бросая яростные взгляды на Аню.
-- Настасья Андреевна, моя Аня не лгунья! -- обидчиво заметил старичок.
Внучка кинулась к своему защитнику и, скрыв свою голову на его плече, горько зарыдала. Дедушка утешал ее и шептал:
-- Тише, не плачь: он пуще рассердится.
Федор Андреич заходил скорыми шагами по комнате: то было признаком гнева.
Настасья Андреевна шепталась с Петрушей, делая ему выразительные жесты.
-- Да перестанете ли вы, сударыня! -- грозно топнув ногой, сказал Федор Андреич, остановись перед Аней.-- Вы плачете, как будто бог знает что с вами сделали. Прошу перестать: вы знаете, я не люблю слез!
Последние слова были сказаны гораздо громче. Старичок вытер слезы у внучки и сказал ей тихо:
-- Попроси прощенья.
-- Я не виновата! -- отвечала Аня всхлипывая.
-- Капризная девчонка! -- заметила Настасья Андреевна и, крикнув лакея, приказала подавать ужин.
В глубоком молчании все уселись за стол, в том числе и гувернер с женой, сошедший сверху. Раз двадцать он кланялся, а жена его приседала хозяину дома, пока они были замечены им.
-- Вы продолжаете сердиться? отчего вы не кушаете? -- нахмурив брови, сказал Федор Андреич Ане, которая сидела, понурив голову, и ничего не ела.
Старичок толкнул ее ногой. Аня, не слышав вопроса хозяина, вопросительно посмотрела на своего дедушку, который уткнулся в свою тарелку и прилежно кушал.
-- Отвечайте же,-- вас спрашивают! -- дрожащим от гнева голосом сказала Настасья Андреевна.
-- Что вам угодно? -- спросила Аня.
-- О чем вы так думаете, что ничего не слышите? -- язвительно спросила Настасья Андреевна и готовилась продолжать выговор, но, остановленная взглядом своего брата, быстро сжала губы.
Встали из-за стола. Аня подошла проститься с Федором Андреичем, сказав грустно:
-- Покойной ночи-с!
Федор Андреич взял Аню за руку, поцеловал ее в лоб и ласковым голосом произнес:
-- Забудьте всё и спите спокойно.
Аня с теми же словами подошла к Настасье Андреевне. Они обе едва коснулись губами до щек друг друга; последняя наградила Аню гневным взглядом. Со старичком Аня прощалась без слов. Она нежно поцеловала его в щеку, потом в руку и опять в щеку, как бы желая показать присутствующим свои чувства к нему.
-- Дедушка, я вас провожу и зайду к вам,-- шепнула она старичку.
Старичок крепко поцеловал свою внучку и перекрестил.
-- Прощайте, Петрушенька! -- сказала Аня, проходя мимо него.
Петруша стоял у окна и глядел в мрачный сад. Эти слова вывели его из задумчивости; он молча поклонился Ане и с нежностью поцеловал старичка, который отвечал ему таким же поцелуем и тоже его перекрестил.
-- Прощай, брат! -- пожимая руку Федора Андреича, сказал старичок, сопровождая слова свои благодарным взглядом.
-- Прощайте! -- вдруг веселым голосом отвечал Федор Андреич и, сделав общий поклон, ушел из залы.
Все побрели по своим комнатам, исключая Настасьи Андреевны, которая осталась собирать остатки белого хлеба в корзинку и долго еще копалась внизу, запирая водку, вино по разным чуланам.
Через час всё в доме спало глубоким сном; только в кабинете Федора Андреича еще виден был огонь.