Три страны света - Некрасов Н.А.

Роман

Верxне-Волжское книжное издательство, Ярославль, 1965
OCR Бычков М.Н.

Часть шестая

Глава V

ПИСЬМА ДОШЛИ ПО АДРЕСУ

Струнников переулок находился в большом волнении: имя Полиньки переходило из уст в уста. Девица Кривоногова, по праву ее прежней хозяйки, кричала сильнее всех. Она была источником всех странных слухов о Полиньке, повергавших скромных жителей переулка в истинное удивление.
- Мне уж, верно, на роду написано, - говорила она кстати и некстати каждой встречной и каждому встречному, - только чужом счастьи заботиться! Ну, эта хоть смазлива с лица, а то жила до нее у меня, так просто перед ней дрянь, а как устроилась-то! в шелковом салопе гуляет, и шляпа с пером!
- Так-таки она за барским столом и сидит? - с удивлением спрашивали любопытные слушательницы.
- За столом?.. да чего? она в карете ездит, и два лакея сзади! - с гордостью отвечала девица Кривоногова.
- Ах ты, господи! - с ужасом произносили слушательницы.
- И смеху-то сколько! - с усилием продолжала девица Кривоногова, поощряемая их возгласами. - Я прихожу и говорю ему (она указала на венецианское окно Доможирова), что его-то невеста... ведь туда же, старый шут, сватался к ней:! (Красное лицо девицы задергалось, а глаза злобно забегали). - Небось, теперь двумя руками крестится, что бог избавил его от такой жены. Вот уж так прибрала бы его к рукам.
- Ну, да чтобы ей в нем? - заметила одна кумушка.
- Что? как? а дом?! а деньги в ломбарде! Ведь он, как жид, скуп!
Этими восклицаниями девица Кривоногова высказала все свои тайные помышления, задушевные планы.
- Да ведь сын есть, - заметили ей.
- Сын! Что ж такое, что сын! Это благоприобретенное: он властен не только жене, да хоть своим котятам отдать... вот как-с! я дело-то лучше другого крючка знаю! Ишь, не поверил, как я ему сказала, что в карете ездит: побежал сам посмотреть. Ха, ха, ха! он ей шапку снял, а она отвернулась... ха, ха, ха!
И девица Кривоногова долго хохотала,
- А этот немчура, - продолжала она с новым жаром, - кажись, уж как сладко смотрел на нее, словно она сестра ему, а небось, как я стала рассказывать, глаза выпучил, рот разинул; я ему говорю, а он не верит! А потом плакать начал: ишь, зависть какая, подумаешь, у человека!
И девица Кривоногова тяжело вздохнула, поближе придвинулась к своим слушательницам и продолжала таинственным голосом:
- Да она мне тогда же не раз говорила: "Что, - говорит, - моя голубушка Василиса Ивановна, за бедного-то выходить? Слава те, господи, я рада-радехонька, что отделалась: я себе найду мужа, как деньги будут, а пока поживу в свое удовольствие!"
Такие толки повторялись беспрестанно, каждый день разрастаясь и питая праздное любопытство жителей всего переулка, в которых страсть к новостям, сплетням и пересудам была развита почти столько же, как в уездных городках. Всякая мелочь, будь только новая, возбуждала в них живейшее движение. Так, в одно утро общее внимание было привлечено молодым человеком, который, бог знает откуда взявшись, бродил по Струнникову переулку и читал надписи на воротах. Девица Кривоногова в то время занята была делом: она секла небольшого щенка, очевидное отродие Розки, нисколько не перещеголявшее красотой свою родительницу. Щенок визжал на весь переулок, а девица Кривоногова приговаривала за каждым ударом:
- Не бегай на чужой двор, не играй с кошками; вот тебе, вот тебе!
- Это дом Кривоноговой? - спросил молодой человек, смотря на поучительную сцену.
- Я, а что? кого нужно? - запыхавшись, спросила девица Кривоногова, придерживая за шиворот собачонку.
- Девица Климова не здесь ли живет?
- Кто? Палагея Ивановна?
И девица Кривоногова выпустила из рук собачонку и радостно отвечала:
- Она около четырех лет у меня жила; я, можно сказать, знаю ее, как свои пять пальцев.
- Можно ее видеть? - поспешно спросил молодой человек.
- Нет, она уж не живет, но она четыре года жила... я...
- Где же она? скажите скорее ее адрес, - перебил молодой человек.
- Адрес? как не знать мне ее адреса? да кому же, как не мне, и знать-то его! да я ее и пристроила-то на это место; она, можно сказать, должна век помнить мое усердствие; уж я такое доброе сердце имею! я за зло...
- Хорошо-с, только скажите скорее, куда она переехала? - с нетерпением перебил ее молодой человек.
Девица Кривоногова, рассерженная, что ей мешают перечесть свои добродетели, переменила тон и сухо спросила:
- А вам на что?
- Как! да мне нужно, я имею дело! - отвечал молодой человек, удивленный таким вопросом.
- Какое? что вам за дело? То есть, примерно, вам следует знать, где она проживает или просто так: любопытство? Так я все знаю: я сама видела, как она в каретах разъезжает!.. Да-с, у меня тридцать рублей платила за квартиру с дровами; а я по два месяца денег ждала, бывало...
- Извините, мне некогда слушать, прошу только сказать скорее, куда она переехала? - сердито сказал молодой человек.
Грудь девицы Кривоноговой заколыхалась.
- Я не указчик, - отвечала она с гордостью. - Честью все сделаю, силой - ничего не заставите! Извольте итти, ищите сами, если так!
И, поймав опять собачонку, она принялась сечь ее с новым увлечением.
Молодой человек с минуту стоял, как потерянный.
- Да скажите хоть, где живет какой-то Карл Иваныч? - закричал он, наконец, девице Кривоноговой, которая, повернувшись к нему своей массивной спиной, повторяла визжавшей собачонке:
- Не играй, не играй, не ходи, не ходи на чужой... Да что пристал, прости господи! - ответила она молодому человеку, повернувшись, и потом снова обратилась к своей жертве.
В это время Доможиров надсаживал горло, крича из своего окна молодому человеку:
- Кого надо? кого?
Молодой человек сказал ему, что ищет девицу Климову и Карла Иваныча.
- Погодите, - крикнул Доможиров и сбежал вниз. - Вы ее знаете? - сказал он впопыхах, выбегая из ворот.
- Нет, но...
- Так вы не знаете? а! так вы не знаете. Да она...
В ту минуту собачонка, отчаянно взвизгнув, вырвалась из рук своего палача и пустилась бежать. Девица Кривоногова, забыв свою полноту, с криком пустилась догонять ее, грозно потряхивая в воздухе розгой.
Доможиров позабыл молодого человека и пристально следил за щенком и его преследовательницей; он дрожал, если она настигала щенка, заливался радостным смехом, когда щенок увертывался. И молодой человек невольно увлекся зрелищем, которое давала девица Кривоногова всему Струнникову переулку.
- Ай, кажись, поймает! - с ужасом кричал Доможиров.
Точно, девица Кривоногова схватила уже собачонку за короткий обрубленный хвостик, уже воздух потрясся ее победоносным криком: "Ага!", но вдруг собачонка скользнула между ног девицы Кривоноговой и пустилась бежать назад; а девица Кривоногова, запутавшись в платье, стала на четвереньки.
Доможиров сел у ворот, скорчившись, как будто ему сводило живот, и неистово смеялся.
- Что, упустили? ха! ха! ха! - сказал он, когда девица Кривоногова, подобно полководцу, возвращающемуся с поля проигранного сражения, уныло приблизилась к своему дому.
- Погоди, - пробормотала она сквозь зубы, бросив злобный взгляд на своего соседа. - Я вот повешу ее перед твоим носом, так уж она не будет тебя больше тешить да играть с твоими котятами!
Доможиров повел молодого человека к башмачнику.
Башмачник лежал за перегородкой, бледный, исхудалый.
Узнав, что молодой человек ищет Полиньку, чтоб отдать ей письма жениха, найденные в конторе Кирпичова, он приподнялся и сказал ему слабым голосом:
- Я не советую вам ходить к ней: она... она никого не хочет знать.
И он стал кашлять.
- По письму, которое я прочел, - заметил молодой человек, в котором читатель узнал Граблина, - видно, что она не из таких...
Башмачник быстро вскочил и замахал руками.
- Вот-с все так, - шепнул Граблину Доможиров. - Начнешь дело ему говорить, а он на стену лезет. И ведь как изменился! иной подумает, что он человек пьющий: так извелся!
- - Я раз двадцать был у нее, - начал с жаром башмачник, - меня не пустили, да и никого! Она никого не хочет видеть. А сама... я знаю... да, я знаю! она ходит в шелковых салопах и катается. Вот он, - продолжал башмачник, вздрогнув и указав на Доможирова, - вот он видел ее, поклонился ей, она отвернулась! А что говорит прислуга... Боже мой!
И он закрыл лицо руками и зарыдал было, но кашель помешал ему.
- Я все-таки считаю долгом своим отдать ей письма, - сказал решительно Граблин.
- Не ходите, прошу вас, не ходите! не отдавайте ей его писем: уж теперь поздно, поздно! - умолял башмачник.
- Конечно, - начал Доможиров. - И что ей теперь в женихе? слава богу, не в бедности...
- Замолчите, замолчите! - отчаянно воскликнул башмачник, зажимая уши.
Он бросился лицом в подушки и стал кашлять.
Граблин ушел. Провожая его, Доможиров рассказал с мельчайшими подробностями все, что знал о Полиньке: как она жила мирно и тихо в их переулке, как у ней явился жених, как уехал, как она тосковала, как потом задумала переехать на место и переехавши, не стала принимать никого из старых знакомых, даже свою приятельницу Надежду Сергеевну, которая была ей все равно что сестра. А люди, говорил Доможиров, такие ужасы говорят про нее, что волос дыбом становится: будто она по ночам бегала из своей комнаты! В доме, изволите увидеть, лакеев тьма-тьмущая и барин молодой; говорят, что она приколдовала и самую барыню, и тик морочит ее, что та ничего не видит, какие у них там шашни с сынком, и позволяет ей всем домом ворочать... Да, видно, - продолжал Доможиров, переведя дух, - правду сказано, что худые дела не остаются без наказания: говорят, извелась, такая бледная стала и все плачет... Ну, а уж нам и не след лезть к ней: чего доброго, еще велит и в шею вытолкать. И что стыда натерпелся вот несчастный-то немец, как бегал к ней, пока ноги служили. Люди смеются над ним, потом ее начнут бранить такими словами... Ах ты, господи! вот что наделала, быстроглазая!
Несмотря на общие советы не отдавать Полиньке писем Каютина, Граблин решился видеть ее и отправился в дом Бранчевских.
Швейцарская полна была лакеями. При имени девицы Климовой они насмешливо переглянулись, и высокий детина в гороховых штиблетах грубо отвечал:
- Дома нет.
- Когда же она бывает дома?
- А мы почем знаем?
- Да кто же должен знать? - сердито спросил Граблин, и повышение голоса подействовало: лакеи пошептались, и дюжий детина спросил Граблина довольно кротко:
- А как доложить? кто вы такой?
В эту минуту послышался стук подъезжавшего экипажа. Лакеи пришли в волнение; кто бежал вниз, кто в комнаты, кто прятался за двери. Граблин остался один. Два лакея высадили Бранчевскую из кареты и ввели в швейцарскую. Вместе с ней вошла девушка лет двадцати трех, одетая довольно богато и со вкусом. Граблин слегка поклонился. Бранчевская остановилась и, указывая на него головой, обратилась к лакеям:
- Кто это?
Лакеи медлили ответом; молодой человек поклонился еще раз и отвечал:
- Я имею важное дело к девице Климовой. Не ее ли я имею счастье видеть? - прибавил он, кланяясь молодой девушке.
- Кто это? - гордым и строгим голосом спросила ее Бранчевская.
Вся вспыхнув, она молчала.
Бранчевская тревожно смотрела на нее и ждала ответа,
- Я пришел по делу и сам имею удовольствие только в первый раз видеть их. Моя фамилия...
- Ты знаешь его? - повелительно спросила Бранчевская.
- Нет, - тихо отвечала девушка.
- Я... от господина Каютина... - тихо произнес молодой человек.
Радостный крик вырвался из груди молодой девушки, в глазах блеснули слезы.
- Он жив? - едва слышно спросила она.
- Жив... я имею к вам письма.
- О, дайте, дайте мне их! - с восторгом сказала Полинька, кинувшись к молодому человеку.
Бранчевская остановила ее, заметив сухо:
- Если ты знаешь этого молодого человека, то здесь не место говорить; пригласи его наверх.
Затем два лакея чуть не внесли ее на лестницу, устланную коврами. Граблин и Полинька последовали за ней.
В зале Бранчевская остановилась и, пытливо поглядев на Граблина, сказала:
- Если вы имеете дело до нее (она указала на Полиньку), то прошу вас говорить. Я надеюсь, что не могу вам помешать?
- Я имею письма...
- Письма? от кого? - быстро спросила Бранчевская.
- От очень близкого им человека, - отвечал Граблин, бросив взгляд на Полиньку, которая, казалось, немного была испугана и нетерпеливо кусала губы.
- Да-с... этих писем я давно ждала... мне нужно! - бормотала она, глядя умоляющими глазами на Граблина, как будто просила его помощи.
Он догадался и сказал:
- Кроме писем, должен я вам сообщить по секрету важное дело.
Бранчевская тревожно поглядела на Полиньку и вышла. Проводив ее глазами, они кинулись друг к другу: он поспешно сунулся в карман, а Полинька протянула к нему руку.
Писем было около дюжины. Почти все, кроме двух, были запечатаны. Полинька стала быстро читать их одно за другим. Лицо ее переменно то улыбалось, то хмурилось.
- Эти письма я нашел в бумагах Василия Матвеича, - сказал Граблин, заметив в лице Полиньки изумление.
Она вдруг покраснела и, с досадой разорвав письмо, сказала взволнованным голосом:
- А, меня обвиняют!
И она продолжала читать.
- Мне не советовали к вам нести их.
- Кто? - язвительно спросила Полинька, продолжая читать...
- Да все... ваши знакомые...
Полинька гордо подняла голову и, посмотрев прямо в лицо молодому человеку, твердым голосом спросила:
- Они, верно, вам много дурного обо мне говорили, не правда ли?
Граблин потупил глаза. Он хотел отвечать, но Полинька продолжала:
- Я все знаю, что обо мне они говорят и думают. Они бросили меня в чужом доме и сами потом пишут ко мне, что знать меня не хотят, уверяют, будто я не хочу их видеть, что я поступаю нечестно, что я... Нет, я не буду вам говорить всего! я только вам скажу одно, что я ничего не понимаю, что делают со мною все; я потеряла голову; отсюда меня не выпускают, а там отрекаются от меня. В доме здесь мне скучно и тяжело; но куда мне итти, когда все мои прежние знакомые отказались от меня?
Полинька пришла в такое волнение, что руки ее дрожали; она не могла продолжать говорить. Оправившись, она распечатала последнее письмо и, пробежав несколько строк, в отчаянии опустилась на стул.
- И он тоже! - сказала она с негодованием.
Потом опять стала читать, и негодование все сильней выражалось в ее лице.
Окончив письмо, она разорвала его на мелкие клочки и далеко бросила от себя, отвернулась от молодого человека и тихо заплакала.
- Вы напрасно оскорбились: он, вероятно, не знал, что вы не получаете его писем, - сказал Граблин.
- Он не знал? - с досадой повторила Полинька. - А отчего же я, не получая его писем, не писала ему, чтоб он бросил мое кольцо, которое я ему дала? что я не желаю, чтоб оно было отдано другой? что я не буду ему мешать и постараюсь забыть его? Отчего я его не упрекала, что я скучаю, что он, может быть, загубил мою жизнь, мою молодость? Нет, я ничего и никого знать не хочу! они все против меня! Боже мой!
И она горько зарыдала.
Вошел человек и доложил Полиньке, что Бранчевская просит ее к себе. Полинька отерла слезы, поклонилась Граблину и хотела итти; но он удержал ее:
- Вы позволите мне вам принести письмо, если еще получится...
- Нет, я не хочу: мне и так тяжело! Пусть их думают, что хотят обо мне, теперь мне все равно, если уж и он то же думает! - в негодовании отвечала Полинька.
И пошла в двери, но вдруг вернулась и прибавила:
- Извините меня, я вам очень, очень благодарна. Но мне, мне тяжело!
И она опять заплакала.
- Вас барыня ждет, - сказал вошедший лакей.
Полинька, закрыв лицо руками, выбежала из залы.