Три страны света - Некрасов Н.А.

Роман

Верxне-Волжское книжное издательство, Ярославль, 1965
OCR Бычков М.Н.

Часть шестая

Глава IV

КОЛЕСО ОСТАНОВИЛОСЬ

Зима давно уж на дворе, а деньги не сыплются к Кирпичову, как снег на голову: колесо пошло тише. Петрушка много приносит с почты писем простых и страховых, но мало денежных. В простых и страховых письмах требуют выслать вещи или возвратить деньги, грозят полицией. Новые издания продаются не так шибко, как рассчитывал Кирпичов, несмотря на их атласную бумагу и бисерный шрифт, а дурные толки о делах Кирпичова распространяются в торговых домах более и более, несмотря на чудовищный обед, данный для уничтожения их. Ни кредита, ни денег. В магазин являются.... кредиторы напомнить о наступающем сроке векселям, являются иногородные корреспонденты - узнать о причине невысылки вещей.
Кирпичов принимает меры. Мера первая: при появлении корреспондента, пришедшего сделать справку, приказчик сообщает его адрес в комнату конторы; там конторщик, приставляющий счетам ноги, поспешно раскрывает толстую книгу и, отыскав в ней счет по адресу корреспондента, отмечает против этого счета: отправлено тогда-то; после чего корреспондента просят пожаловать.
- Скажите, пожалуйста, - с удивлением спрашивает он, смотря на отметку, - отчего ж я не получил, если вещи отправлены уже полгода тому назад?
- Не знаем-с, - отвечает конторщик, - надо справиться на почте; пожалуйте через несколько дней.
- Позвольте, - быстро прерывает корреспондент конторщика, который хотел было закрыть книгу.
- Что это? - говорит он, смотря на отметку. - Чернила, кажется, свежие... как будто сейчас только написано... а?
И он подозрительно смотрит на конторщика, а конторщик старается не смотреть на корреспондента.
- Такие уж чернила-с, - отвечает, поправившись, конторщик и закрывает скорее книгу.
- А если я узнаю, что вещи не были посланы?
- Нет-с! как можно-с! У нас - исправность. Известно всему иногороднему человечеству... Сколько благодарственных писем; можно показать-с.
И конторщик идет к шкафу показывать благодарственные письма, а корреспондент уходит, махнув рукой на благодарственные письма и обещаясь притти через несколько дней за справкой.
Этой проделкой нельзя долго скрывать тайны, но Кирпичову тольько бы выиграть время. У него много надежд. Он разъезжает. Едет он к одному человечку, о котором было и позабыл, а этот человечек когда-то приставал к нему: возьми его в компаньоны, да и только: не придумаю, говорит, что делать мне с деньгами, а вы, мол, знаете, что с ними делать; да тогда Кирпичову что за охота была связываться; у него первый пункт всякого условия по торговле: "А в дела мои, Кирпичова, не вмешиваться"; а теперь вот он и пригодился, этот человечек.
Приезжает он к нему.
- А подо что? - спрашивает человечек. - Под движимое или недвижимое?
Человек знал уже, каковы дела у Кирпичова.
- Вот дурак! - говорит про себя Кирпичов и едет к береговым ребятам, с которыми сошелся не так давно. Береговые ребята - славные ребята! шампанское у них - ковшами. Для друга - ничего заветного. Деньги - плевое дело: не откажут, только заикнись. Только трудно застать; здесь им тесно: как раскутятся, норовят все в Кронштадт аль в Шлюшин - вон куда! Зато в нужде - якорь спасения!
Приезжает.
- Что не приходил вчера! - пеняют ему береговые ребята. - А уж как мы!.. ящик целехонький уходили, слышь ты, вот сквозь землю провалиться! Да ведь ты, знаешь, голова. И уха была на шампанском, стерляжья уха. А теперь и денег нет. Погоди вот ужо.
Едет теперь Кирпичов - у него много надежд - едет к одному старичку, чтоб он помог ему просить помощи от правительства во внимание к понесенным убыткам, а равно к полезной деятельности его на коммерческом поприще и несомненным заслугам, заключающимся в распространении просвещения в отечестве изданием полезных книг и быстрою рассылкою к покупателям, рассеянным по обширному пространству России. Кирпичов везет, с собой и записку, где изложено все его дело, - дело страшное, вопиющее противу неблагородности иногородних к его неутомимым трудам, которые добровольно, бескорыстно нес он для них, проникнутый сознанием доброго дела; в ней изложено и как он устроил свой магазин на новых основаниях, соответствующих его назначению, и как он не щадил себя, исполняя разнородные поручения иногородных, и как неблагодарно отплатили они ему возмутительным невниманием к благим его предприятиям, невниманием к его журналу, к его изданиям... Слеза прошибла негодующего Кирпичова, когда он подъезжал к старичку, припоминая всю изложенную в записке историю своей торговли, сочиненную Граблиным, - и он входит к старичку с решительною уверенностью, что правительство пособит ему.
Старичок, лишенный зрения и слуха, радушно принял Кирпичова, усадил его в кресло, предварил чтоб он читал как можно громче, потом предался весь слуху и ожидал, в чем дело. Кирпичов читал.
- Как? - прерывал его старичок после всякой фразы. - Ничего не слышу, ничего, - повторял он грустно.
И Кирпичов перечитывал снова. Наконец история прослушана; оставалось заключение.
- "Затем, - продолжал читать Кирпичов, - мне не было другого выхода из этого затруднительного положения, в которое я поставлен был в отношении к кредиторам, как продать весь лучший товар по самой убыточной цене..."
- Как? - прервал опять старичок.
Кирпичов надседался, перечитывая снова прочитанное. Старичок прокричал наконец:
- Гм! хорошо! - Чтение продолжалось.
- "...а впоследствии удовлетворять кредиторов деньгами, поступавшими на разные закупки от иногородных лиц, в прилагаемом списке означенных..."
Старичок остановил Кирпичова.
- В прилагаемом списке? - спросил он. - Где же список?
Кирпичов показал.
- Читайте же теперь прилагаемый список. Все по порядку.
Вспотевший Кирпичов читал, обтершись платком:
- "Из Полтавы, ***, 600 р., дамские наряды. Из Енисейска, ***, 200 р., шуба. Из Ярославля, ***, 400 р., флигель, слуховая труба...
- Какая труба?
- Слуховая! - кричал Кирпичов.
- А на что ему?..
- Вероятно, глух.
- А?
- Вероятно, глух-с! - крикнул Кирпичов старичку в самое ухо.
- Да. А вы и не послали...
Лицо старика выразило: тоску. Кирпичов продолжал:
- "Из Перми, ***, 800 р., ружье, дамские наряды..."
Старичок дремал.
- "Из Перми, ***, 100 р., разных назидательных книг, и образа..."
Старичок остановил Кирпичова.
- Назидательных книг? Что же? - спросил он, забыв, в чем дело.
- Он выписывал назидательные книги, - объяснял Кирпичов, - с приличным титулом.
- Да. Ну и посланы?
Кирпичов молчал.
- А?
- Никак нет-с. Это список лиц-с, которым...
- Как нет? назидательные-то, книги?.. - восклицал старичок в изумлении, поднимаясь с кресел и уставив глаза на Кирпичова. - Да молитесь ли вы, батюшка, богу?
- Что ж делать, - отвечал струсивший Кирпичов. - Вот принимаю меры-с...
Старичок ничего не слышал и боязливо пятился от Кирпичова.
- А читали ли вы Уголовное уложение? - спрашивал он. - Ведь вы... ведь вы... знаете ли, кто вы?.. Подите, подите!!
Старичок затрясся.
Кирпичов бормотал что-то и молил его спасти от банкротства.
- От чего спасти?
- От банкротства.
- А?
- От банкротства! - крикнул Кирпичов во всю мочь и боязливо прислушивался, как зловещее эхо в больших комнатах старичка несколько раз повторило:

Банкротство!

Старичок велел оставить записку и обещал сделать, что может, повторив Кирпичову:
- А назидательные книги пошлите. Теперь же пошлите.
"Эк напугал, старый шут!" - подумал Кирпичов, отправляясь развозить такие же записки к другим лицам;
Приняв, таким образом, все нужные меры, Кирпичов возвратился домой через черную лестницу и заперся в своей комнате, где, бывало, весело беседовал он с Алексеем Иванычем и куда теперь являлись под вечер забытый некоторое время приятель Кирпичова, очень смирный книгопродавец, имевший обыкновение соглашаться со всем, что бы вы ему ни сказали, да один господин, часто навещавший Кирпичова с тех пор, как Граблин начал отписываться по жалобам иногородних корреспондентов; да еще являлась одушевлявшая беседу бутылка хересу или бутылка мадеры, не считая лекарственной, постоянной домашней собеседницы Кирпичова. Уходя, гости брали по нескольку книг у Кирпичова, вероятно в знак дружбы, а один из них, соглашавшийся приятель, - в знак того еще, что он завтра принесет деньжонок, которые и приносил действительно. У этого приятеля давно уже был свой магазин, но он не соперничал с Кирпичовым и не принимал никаких почти мер к развитию своей торговли; он ждал покупателей, открыв магазин, как ждут волков, выкопав яму: авось забежит. И покупатели забегали, так что безмятежный книгопродавец имел деньжонки. Судьба!
К этим собеседникам, немного погодя после описанных мер Кирпичова, присоединились Уголовное уложение и том торговых законов, раскрытый на главе о торговой несостоятельности.
Меры Кирпичова повторились еще раз. Еще раз съездил он к береговым ребятам, но ребята уехали в Кронштадт по делу. Съездил он и к Добротину, своему главному кредитору, упрашивал его повременить, дать еще денег под старый залог, но горбун был неумолим. Еще раз съездил он к глухому старичку, но старичок не принял, увидав, вероятно, в прилагаемом списке много еще назидательных книг, не посланных Кирпичовым по требованиям господ иногородних. Впрочем, в записке Кирпичов просил ссуды под залог магазина, рубль за рубль, а магазин его не в состоянии был отвечать и гривной за рубль. Кирпичову хотелось только принять нужные меры. "Уж вы только напишите", - говорил он Граблину, и Граблин написал.
В магазин Кирпичов не заглядывал, избегая встречи с кредиторами. Там теперь было тихо. Приказчики не возились с посылками, не стучали по счетам; они подумывали о местах в других магазинах. Петрушка с Павлушкой беспечно засыпали у дверей пустого магазина или возились, будучи совершенно упрочены насчет своей дальнейшей участи воспитанием Кирпичова, обещавшего сделать их человеками. Они точно могли теперь по справедливости носить это имя, кончив курс своих наук и зная, как вычистить платье, снять шинель или шубу, подать трубку и вообще все, что нужно знать исправному человеку. Только Граблин сильнее прежнего налегал на рабочий свой стол и, казалось, старался удержаться на ускользавшее из-под него партикулярное место. Ему теперь сданы были все книги, бумаги и письма по магазину для приведения в порядок книг. Роясь в бесчисленном количестве счетов и писем, Граблин наткнулся на одно письмо, которое поразило его. В нем дело шло не о высылке какой-нибудь пороховницы или руководств, не о жалобе на неисправность, а о вещах, более нежных и отвлеченных, нисколько не относящихся к занятиям магазина, "на новых основаниях". Прочитав конверт, Граблин увидал, что оно было собственно не к Кирпичову, а прислано к нему для передачи по означенному на нем адресу. Сжалось сердце Граблина, когда, продолжая рыться, нашел он целый десяток таких же писем, адресованных к Кирпичову той же рукой для передачи по тому же адресу. Иные были даже не распечатаны, а просто смяты и брошены в кучу других с пятью печатями, вскрытых, по-видимому, единственно затем, чтоб вынуть из них деньги, Граблин тогда же дал себе слово отнести все эти письма по адресу при первом удобном случае.
На другой день у Кирпичова отслужили молебен.
- Знать, скоро! - с улыбкой злобного удовольствия сказал Харитон Сидорыч и пошел отыскивать места к приятелю.
- Лопнет! - сказал франт-приказчик другому франту-приказчику.
- Лопнет! - отвечал тот.
- Что здесь делать теперь? пойдем-ка хоть по чаям.
- В славный город, что ли?
- Нет, в новооткрытый. Зеркала, брат, там какие! А орган - двенадцать валов! Как поставят "Не одна ли во поле дороженька", так я те скажу... ревел, брат, я вчера за ним что силы было, - не слышно! А Роберт - что супротив него палкинский?! там, брат, почище будет. Пойдем.
И пошли.
Еще немного погодя в магазин явилось официальное лицо. Вслед за ним явился еще человек, державший в одной руке какую-то книгу, в другой сургуч и печать. Официальные посетители потребовали свечку и подошли к двери магазина. Какое зрелище! - тут впервые воскликнуть Кирпичову было бы кстати, но его тут нет. Он у себя в комнате. Он позвал Граблина.
- Это ничего, Степан Петрович, - говорит он ему, - ничего, что там, в магазине-то, того... с вами-то я все-таки рассчитаюсь ужо, только уж вы того... вон там, в законах-то - уголовный суд! если книги не в порядке; да до этого не дойдет: я вот только съезжу к одному человеку - и велят распечатать. А все оно не мешает... ишь время уж такое вышло!
Молодой человек сел работать, а Кирпичов поехал с официальным лицом.
Едут они по Мещанской, едут по Гороховой: вот перед ними дом, где Кирпичов весело проводил время, - мимо; переезжают Сенную, перед ними еще дом, напомнивший Кирпичову много веселых вечеров, - мимо; едут по Обуховскому шоссе, перед ними опять дом, но его не знает Кирпичов; он читает вывеску: "Долговое отделение тюрьмы".
- Стой, - сказало официальное лицо.
Колесо остановилось!